— Твоё положительное восприятие новой волны вызвано тем, что вней ты улавливаешь тот же творческий элемент, что был и у The Beatles?
Пол На мой взгляд, самое привлекательное в новой волне то, что это поворот от попсы к настоящей музыке. Мне многое не нравится в новой волне, и многое очень нравится. Я вижу, откуда что взялось… значительная часть идёт от Doors, Лу Рида, Боуи и Браааайана Ферри. Но такие влияния — это прекрасно! Я в своё время испытал влияние Элвиса, — и до сих пор выступаю на дружеских вечеринках в роли Элвиса, пою «Love Me Tender». Я признаю, что мы все постоянно обезьянничали, — неважно, кто именно играет в тот или иной момент главную роль, — все мы остаёмся, в сущности, имитаторами. Мы брали чужие песни, названия, — и Джон, и я. В моих вещах могут отозваться даже сообщения прессы. Я написал «Helter Skelter» после того, как прочитал в «Melody Maker» что The Who выпустили самую громкую вещь, которую они когда-либо записывали8 . Я не знал, о какой песне шла речь, но подумал:«Ладно, это мы посмотрим…» Эта рецензия в газете заставила меня неотступно думать о том, как нам сделать самую громкую, самую сырую вещь, и всё закончилось записью «Helter Skelter». Но мы не чувствовали угрызений совести от заимствования чужих идей, иы были самыми крутыми разбойниками на земле!
— Давай вернёмся к теме сочинительства, — я заметил, что в песнях Wings ты часто поднимаешь темы дома и семьи. Это реакция на сумасшедшую атмосферу во времена The Beatles и вообще в шестидесятые?
Пол: Это реакция на то, что я женился. Женитьба меняет твой взгляд на мир; я начал понимать, насколько важно семейное тепло, и какое это счастье — иметь семью, на которую можно полностью положиться, ничего специально для этого не делая. Когда тебе 18 лет, эти вещи вызывают у тебя только насмешливую улыбку. Но в 30 лет начинаешь думать по-другому. Когда я был ещё ребёнком, и мой отец лупил меня, приговаривая:«Когда ты вырастешь, и у тебя будут свои дети, ты поймёшь, что это необходимо», то я думал, что он, вероятно, сошёл с ума, — я никогда не соглашусь, что необходимо наказывать детей! Но когда у тебя появляются собственные дети ты понимаешь, о чём он говорил. Переоценка приходит только со временем. И слово «дом» изменило для мен я своё значение, когда я женился. Собственно, у меня очень долго не было своего дома. Так что я решил вложить свои чувства в сочинительство, а не скрывать их.
— Если рассматривать твой путь в музыке, — ты удовлетворён? Ты доволен тем, что сделал до сих пор?
Пол: Я бы сказал так: часть своих песен я считаю выдающимися, часть — не совсем удались, а часть я просто ненавижу. Но я написал достаточно хороших вещей для того, чтобы это меня удовлетворило. Собственно, для этого всё и делается. Как и у большинства людей.
— И так будет до тех пор, пока ты остаёшься творческой личностью и не останавливаешься на достигнутом…
Пол: Да, до тех пор, пока будет появляться хорошая музыка. В какой-то момент кажется, что всё погребено под валом дурной музыки, но вдруг появляется что-то хорошее, что выходит на поверхность. Они могут ругаться, могут носить серьги в носу или наносить себе шрамы, но если они делают хорошую музыку… если у них есть творческая энергия, независимо от того, в какой форме это проявляется… — это может называться как угодно, Мёрсибит или «картофельный бит», мне всё равно, — лишь бы в нём была творческая энергия. Пластинка может стать волшебным предметом, если то, что записано на этом куске пластика, начинает свою собственную жизнь. Как так получается, что некоторые записи начинают собственную жизнь, а некоторые нет? Не играет роли, кто или каким образом сделал эту запись, это может быть Сеговия, а может быт Джонни Роттен, главное — чтобы в пластинку была вложена душа.
— На мой взгляд, твоя самая глубокая вещь со времён The Beatles — это «One Of These Days» с нового альбома. Что же случится «однажды»?
Пол: Мне кажется, в любом человеке с младенчества засело это, — однажды это должно случиться! Я всегда стремился к тому, чтобы быть мирным человеком, и однажды я стану мирным человеком. Но пока жизнь идёт, ты не всегда можешь позволить себе быть мирным. Осуществление этой мечты кажется очень отдалённой перспективой, и ещё многое из того, чт я делаю, идёт вразрез с давними мечтами, и мне кажется, что по-другому не получится, но я стремлюсь подойти к этому вопросу позитивно. Не знаю, чем я был до того, как родился, — сперматозоидом, которому случайно выпал один счастливый билет из трёхсот миллионов? Я не могу этого помнить, но что-то должно было мне помочь, что-то невероятное должно было случиться. И для меня сознание, что должно было быть какое-то чудесное вмешательство ещё до того, как у меня появилась способность помнить, приводит к мысли, что когда мы умираем, что-то невероятное и непознаваемое тоже должно будет случиться. Это просто как-то смутное убеждение, которое я не могу описать, — даже приблизительно. Это нечто надмировое, и чем бы это ни было, я смотрю на это позитивно. Исходя из того факта, что меня донесло туда, где я теперь нахожусь, оно не может быть таким уж плохим, верно?